Влажный блеск наших глаз...
Все соседи просто ненавидят нас.
А нам на них наплевать,
У тебя есть я, а у меня - диван-трава.

Платина платья, штанов свинец
Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко. Мы наконец
Сбросили все то, что нам могло мешать.

Остаемся одни,
Поспешно гасим огни
И никогда не скучаем.
И пусть сосед извинит
За то, что всю ночь звенит
Ложечка в чашке чая.
Ты говоришь, я так хорош...
Это от того, что ты так хороша со мной.
Посмотри - мой бедный еж
Сбросил все иголки. Он совсем ручной.

Но если ты почувствуешь случайный укол,
Выдерни занозу, забудь о ней скорей.
Это от того, что мой ледокол
Не привык к воде тропических морей.

Ты никогда не спишь.
Я тоже никогда не сплю.
Наверное я тебя люблю.

Но я об этом промолчу,
Я скажу тебе лишь
То, что я тебя хочу.

За окном - снег и тишь...
Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш.
А если встать в полный рост,
То можно это сделать на одной из звезд.

Наверное, зря мы забываем вкус слез.
Но небо пахнет запахом твоих волос.
И мне никак не удается успокоить ртуть,
Но если ты хочешь, я спою что-нибудь.

Ты говоришь, что я неплохо пою.
И, в общем, это то, что надо.
Так это очень легко.
Я в этих песнях не лгу,
Видимо, не могу.

Мои законы просты -
Мы так легки и чисты.
Нам так приятно дышать.
Не нужно спать в эту ночь,
А нужно выбросить прочь
Все, что могло мешать.

Засучи мне, Господи, рукава!

Подари мне посох на верный путь!

Я пойду смотреть, как твоя вдова

В кулаке скрутила сухую грудь.

В кулаке скрутила сухую грудь.

Уронила кружево до зари.

Подари мне посох на верный путь!

Отнесу ей постные сухари.

Отнесу ей черные сухари.

Раскрошу да брошу до самых звезд.

Гори-гори ясно! Гори...

По Руси, по матушке - Вечный пост.

Хлебом с болью встретят златые дни.

Завернут в три шкуры да все ребром.

Не собрать гостей на твои огни.

Храни нас, Господи!

Храни нас, покуда не грянет Гром!

Завяжи мой влас песней на ветру!

Положи ей властью на имена!

Я пойду смотреть, как твою сестру

Кроют сваты в темную, в три бревна.

Как венчают в сраме, приняв пинком.

Синяком суди, да ряди в ремни.

Но сегодня вечером я тайком

Отнесу ей сердце, летящее с яблони.

Пусть возьмет на зуб, да не в квас, а в кровь.

Коротки причастия на Руси.

Не суди ты нас! На Руси любовь

Испокон сродни всякой ереси.

Испокон сродни черной ереси.

На клинках клялись. Пели до петли.

Да с кем не куролесь, где не колеси,

А живи, как есть - в три погибели.

Как в глухом лесу плачет черный дрозд.

Как присело солнце с пустым ведром.

Русую косу правит Вечный пост.

Храни нас, Господи, покуда не грянет Гром!

Как искали искры в сыром бору.

Как писали вилами на Роду.

Пусть пребудет всякому по нутру.

Да воздастся каждому по стыду.

Но не слепишь крест, если клином клин.

Если месть - как место на звон мечом.

Если все вершины на свой аршин.

Если в том, что есть, видишь, что почем.

Но серпы в ведре да серебро в ведре

Я узрел, не зря. Я - боль яблока

Господи, смотри! Видишь? На заре

Дочь твоя ведет к роднику быка.

Молнию замолви, благослови!

Кто бы нас не пас Худом ли, Добром,

Вечный пост, умойся в моей любви!

Небо с общину.

Все небо с общину.

Мы празднуем первый Гром!

Сегодня ночью - дьявольский мороз.

Открой, хозяйка, бывшему солдату.

Пусти погреться, я совсем замерз,

Враги сожгли мою родную хату.

Перекрестившись истинным крестом,

Ты молча мне подвинешь табуретку,

И самовар ты выставишь на стол

На чистую крахмальную салфетку.

И калачи достанешь из печи,

С ухватом длинным управляясь ловко.

Пойдешь в чулан, забрякают ключи.

Вернешься со своей заветной поллитровкой.

Я поиграю на твоей гармони.

Рвану твою трехрядку от души.

- Чего сидишь, как будто на иконе?

А ну, давай, пляши, пляши, пляши...

Когда закружит мои мысли хмель,

И "День Победы" я не доиграю,

Тогда уложишь ты меня в постель,

Потом сама тихонько ляжешь с краю.

А через час я отвернусь к стене.

Пробормочу с ухмылкой виноватой:

- Я не солдат... Зачем ты веришь мне?

Я все наврал. Цела родная хата.

И в ней есть все - часы и пылесос.

И в ней вполне достаточно уюта.

Я обманул тебя. Я вовсе не замерз.

Да тут ходьбы всего на три минуты.

Известна цель визита моего -

Чтоб переспать с соседкою-вдовою.

А ты ответишь: - Это ничего...

И тихо покачаешь головою.

И вот тогда я кой-чего пойму,

И кой-о-чем серьезно пожалею.

И я тебя покрепче обниму

И буду греть тебя, пока не отогрею.

Да, я тебя покрепче обниму

И стану сыном, мужем, сватом, братом.

Ведь человеку трудно одному,

Когда враги сожгли родную хату.

В рабочий полдень я проснулся стоя.

Опять матрац попутал со стеной.

Я в одиночку вышел из запоя,

Но - вот те на! - сегодня выходной.

И время шло не шатко и не валко.

Горел на кухне ливерный пирог.

Скрипел мирок хрущевки-коммуналки,

И шлепанцы мурлыкали у ног.

Сосед Бурштейн стыдливо бил соседку.

Мы с ней ему наставила рога.

Я здесь ни с кем бы не пошел в разведку,

Мне не с кем выйти в логово врага.

Один сварил себе стальные двери.

Другой стишки кропает до утра.

Я - одинок. Я никому не верю.

Да, впрочем, видит Бог, невелика потеря

Весь ихний брат и ихняя сестра.

Экран, а в нем с утра звенят коньки...

В хоккей играют настоящие мужчины.

По радио поют, что нет причины для тоски,

И в этом ее главная причина.

В "Труде" сенсационная заметка

О том, что до сих пор шумит тайга.

А мне до боли хочется в разведку,

Уйти и не вернуться в эту клетку

Уйти - в чем есть - в глубокий тыл врага.

Из братских стран мне сообщает пресса:

Поляки оправляются от стресса.

Прижат к ногтю вредитель Лех Валенса,

Мечтавший всю Варшаву отравить.

Да, не все еще врубились в суть прогресса

И в трех соснах порой не видят леса.

Бряцает амуницией агрессор,

Но ТАСС уполномочен заявить:

"Тяжелый смог окутал Вашингтон.

Невесело живется без работы

В хваленых джунглях каменной свободы,

Где правит ЦРУ и Пентагон.

Среди капиталистов наших стран

Растет угар военного психоза.

Они пугают красною угрозой

Обманутых рабочих и крестьян.

А Рейган - вор, ковбой и педераст -

Поставил мир на ядерную карту. "

Тревожно мне. Кусаю свой матрац.

Дрожу, как СС-20 перед стартом.

Окончился хоккей. Пошли стрекозы.

А по второй насилуют кларнет.

Да как же можно? Ведь висит угроза!

И ничего страшней угрозы нет!

Да, вовремя я вышел из запоя...

Не отдадим родимой Костромы!

Любимый город может спать спокойно

И мирно зеленеть среди зимы.

Буденовку напялю на затылок.

Да я ль не патриот, хотя и пью?

В фонд мира сдам мешок пустых бутылок

И из матраца парашют скрою.

Возьму аванс. Куплю себе билет

На первый рейс до Западной Европы.

В квадрате Гамбурга - пардон, я в туалет! -

Рвану кольцо и размотаю стропы.

Пройду, как рысь, от Альп и до Онеги

Тропою партизанских автострад.

Все под откос - трамваи и телеги.

Не забывайте, падлы, Сталинград!

Пересчитаю все штыки и пушки.

Пускай раскрыт мой корешок-связной -

Я по-пластунски обхожу ловушки

И выхожу в эфир любой ценой.

Я - щит и меч родной Страны Советов!

Пока меня успеют обложить -

Переломаю крылья всем ракетам,

Чтоб на Большую землю доложить:

Мол, вышел пролетарский кукиш Бонну.

Скажите маме - НАТО на хвосте!

Ваш сын дерется до последнего патрона

На вражьей безымянной высоте.

Хочу с гранатой прыгнуть под колеса,

Но знамя части проглотить успеть.

Потом молчать на пытках и допросах,

А перед смертью - про Катюшу спеть.

Бодун крепчал. Пора принять таблетку.

В ушах пищал секретный позывной.

По выходным так хочется в разведку.

Айда, ребята! кто из вас со мной?

Когда злая стужа снедужила душу

И люта метель отметелила тело,

Когда опустела казна,

И сны наизнанку, и пах нараспашку -

Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко -

Ворвется в затяжку весна.

Зима жмет земное. Все вести - весною.

Секундой по векам, по пыльным сусекам

Хмельной ветер верной любви.

Тут дело не ново - словить это Слово

Ты снова, и снова, и снова лови.

Тут дело простое - нет тех, кто не стоит,

Нет тех, кто не стоит любви.

Да как же любить их - таких неумытых,

Да бытом пробитых, да потом пропитых?

Да ладно там - друга, начальство, коллегу,

Ну ладно, случайно утешить калеку,

Дать всем, кто рискнул попросить.

А как всю округу - чужих, неизвестных,

Да так - как подругу, как дочь, как невесту?

Да как же, позвольте спросить?

Тут дело простое - найти себе место

Повыше, покруче. Пролить темну тучу

До капли грозою - горючей слезою -

Глянь, небо какое!

Пречистой рукою сорвать с неба звезды

Смолоть их мукою

И тесто для всех замесить.

А дальше - известно. Меси свое тесто

Да неси свое тесто на злобное место -

Пускай подрастет на вожжах.

Сухими дровами - своими словами

Своими словами держи в печке пламя,

Да дракой, да поркой - чтоб мякиш стал коркой,

Краюхой на острых ножах.

И вот когда с пылу, и вот когда с жару -

Да где брал он силы, когда убежал он?! -

По торной дороге и малой тропинке

Раскатится крик Колобка

На самом краю овражины - оврага

У самого гроба казенной утробы

Как пара парного, горячего слова

Гляди, не гляди - не заметите оба -

Подхватит любовь и успеет во благо

Во благо облечь в облака.

Но все впереди, а пока еще рано,

И сердце в груди не нашло свою рану,

Чтоб в исповеди быть с любовью на равных

И дар русской речи беречь.

Так значит жить и ловить это Слово упрямо,

Душой не кривить перед каждою ямой,

И гнать себя дальше - все прямо да прямо

Да прямо - в великую печь!

Да что тебе стужа - гони свою душу

Туда, где все окна не внутрь, а наружу.

Пусть время пройдется метлою по телу -

Посмотрим, чего в рукава налетело.

Чего только не нанесло!

Да не спрячешь души беспокойное шило.

Так живи - не тужи, да тяни свою жилу,

Туда, где пирог только с жару и с пылу,

Где каждому, каждому станет светло...

В отдаленном совхозе "Победа"

Был потрепанный старенький "ЗИЛ".

А при нем был Степан Грибоедов,

И на "ЗИЛе" он воду возил.

Он справлялся с работой отлично.

Был по обыкновению пьян.

Словом, был человеком обычным

Водовоз Грибоедов Степан.

После бани он бегал на танцы.

Так и щупал бы баб до сих пор,

Но случился в деревне с сеансом

Выдающийся гипнотизер.

На заплеванной маленькой сцене

Он буквально творил чудеса.

Мужики выражали сомненье,

И таращили бабы глаза.

Он над темным народом смеялся.

И тогда, чтоб проверить обман,

Из последнего ряда поднялся

Водовоз Грибоедов Степан.

Он спокойно вошел на эстраду,

И мгновенно он был поражен

Гипнотическим опытным взглядом,

Словно финским точеным ножом.

И поплыли знакомые лица...

И приснился невиданный сон -

Видит он небо Аустерлица,

Он не Степка, а Наполеон!

Он увидел свои эскадроны.

Он услышал раскаты стрельбы

Он заметил чужие знамена

В окуляре подзорной трубы.

Но он легко оценил положенье

И движением властной руки

Дал приказ о начале сраженья

И направил в атаку полки.

Опаленный горячим азартом,

Он лупил в полковой барабан.

Был неистовым он Бонапартом,

Водовоз Грибоедов Степан.

Пели ядра, и в пламени битвы

Доставалось своим и врагам.

Он плевался словами молитвы

Незнакомым французским богам.

Вот и все. Бой окончен. Победа.

Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!

Покачнулся Степан Грибоедов,

И слетела минутная блажь.

На заплеванной сцене райклуба

Он стоял, как стоял до сих пор.

А над ним скалил желтые зубы

Выдающийся гипнотизер.

Он домой возвратился под вечер

И глушил самогон до утра.

Всюду чудился запах картечи

И повсюду кричали "Ура!"

Спохватились о нем только в среду.

Дверь сломали и в хату вошли.

А на них водовоз Грибоедов,

Улыбаясь, глядел из петли.

Он смотрел голубыми глазами.

Треуголка упала из рук.

И на нем был залитый слезами

Императорский серый сюртук.

Когда дважды два было только четыре,

Я жил в небольшой коммунальной квартире.

Работал с горшком, и ночник мне светил

Но я был дураком и за свет не платил.

Я грыз те же книжки с чайком вместо сушки,

Мечтал застрелиться при всех из Царь-пушки,

Ломал свою голову в виде подушки.

Эх, вершки-корешки! От горшка до макушки

Обычный крестовый дурак.

- Твой ход, - из болот зазывали лягушки.

Я пятился задом, как рак.

Я пил проявитель, я пил закрепитель,

Квартиру с утра превращал в вытрезвитель,

Но не утонул ни в стакане, ни в кубке.

Как шило в мешке - два смешка, три насмешки -

Набитый дурак, я смешал в своей трубке

И разом в орла превратился из решки.

И душу с душком, словно тело в тележке,

Катал я и золотом правил орешки,

Но чем-то понравился Любке.

Муку через муку поэты рифмуют.

Она показала, где раки зимуют.

Хоть дело порой доходило до драки -

Я Любку люблю! А подробности - враки.

Она даже верила в это сама.

Мы жили в то время в холерном бараке

Холерой считалась зима.

И Верка-портниха сняла с Любки мерку -

Хотел я ей на зиму шубу пошить.

Но вдруг оказалось, что шуба - на Верку.

Я ей предложил вместе с нами пожить.

И в картах она разбиралась не в меру -

Ходила с ума эта самая Вера.

Очнулась зима и прогнала холеру.

Короче стал список ночей.

Да Вера была и простой и понятной,

И снегом засыпала белые пятна,

Взяла агитацией в корне наглядной

И воском от тысяч свечей.

И шило в мешке мы пустили на мыло.

Святою водой наш барак затопило.

Уж намылились мы, но святая вода

На метр из святого и твердого льда.

И Вера из шубы скроила одеяло.

В нем дырка была - прям так и сияла.

Закутавшись в дырку, легли на кровать

И стали, как раки, втроем зимовать.

Но воду почуяв - да сном или духом -

В матросской тельняшке явилась Надюха.

Я с нею давно грешным делом матросил,

Два раза матрасил, да струсил и бросил.

Не так молода, но совсем не старуха,

Разбила паркеты из синего льда.

Зашла навсегда попрощаться Надюха,

Да так и осталась у нас навсегда.

Мы прожили зиму активно и дружно.

И главное дело - оно нам было не скучно.

И кто чем богат, тому все были рады.

Но все-таки просто визжали они,

Когда рядом с ритмами светской эстрады

Я сам, наконец, взял гитару в клешни.

Не твистом свистел мой овраг на горе.

Я все отдавал из того, что дано.

И мозг головной вырезал на коре:

Надежда плюс Вера плюс Саша плюс Люба

Плюс тетя Сережа плюс дядя Наташа...

Короче, не все ли равно.

Я пел это в темном холодном бараке

И он превращался в обычный дворец.

Так вот что весною поделывают раки!

И тут оказалось, что я - рак-отец.

Сижу в своем теле, как будто в вулкане.

Налейте мне свету из дырки окна!

Три грации, словно три грани в стакане.

Три грани в стакане, три разных мамани,

три разных мамани, а дочка одна.

Но следствия нет без особых причин.

Тем более, вроде не дочка, а сын.

А может - не сын, а может быть - брат,

Сестра или мать или сам я - отец,

А может быть весь первомайский парад!

А может быть город весь наш - Ленинград!. .

Светает. Гадаю и наоборот.

А может быть - весь наш советский народ.

А может быть, в люльке вся наша страна!

Давайте придумывать ей имена.

Я твердо уверен, что где-то в Галактике дальней,

На пыльных тропинках, вдали от космических трасс,

Найдется планета, похожая с нашей детально.

И люди на ней совершенно похожи на нас.

Мой город, и дом, и квартира отыщутся где-то.

Согласно прописке, там занял пять метров жилья

Мужчина, который курит мои сигареты

И пьет жигулевское пиво не реже, чем я.

У нас с ним одни и те же заботы.

Он носит мой галстук,

Он спорит с моей женой.

И так же, как я,

По утрам он спешит на работу,

А вечером тем же автобусом едет домой.

Ему точно так же бывает и грустно и скучно.

Бывает порою, что некому руку подать.

Поэтому нам поскорее с ним встретиться нужно,

Уж мы бы отлично сумели друг друга понять.

Итак, решено! Отправляюсь на эту планету!

Я продал часы, свою бритву и новый утюг.

Дождался субботы. В субботу построил ракету.

Встречай меня, парень! Встречай меня, преданный друг!

Ведь у нас с тобой одни и те же заботы.

Ты носишь мой галстук,

Ты спишь с моею женой.

И так же, как я,

По утрам ты спешишь на работу,

А вечером тем же автобусом едешь домой.

Три дня я плутал переулками звездного мира,

И к этой планете пришел на крутом вираже.

Все точно совпало - и город, и номер квартиры,

И те же соседи живут на одном этаже.

Соседи сказали - случилось большое несчастье!

Соседи мне сразу сказали, что в эти три дня

Он бритву, часы и утюг променял на запчасти

И тоже решил полететь, поглядеть на меня.

Теперь его заботы - мои заботы.

Ношу его галстук,

Скандалю с его женой.

И так же, как он,

По утрам я спешу на работу,

А вечером тем же автобусом еду домой.

Я еду домой.

Не позволяй душе лениться,

Лупи чертовку сгоряча.

Душа обязана трудиться

На производстве кирпича.

Ликует люд в трамвае тесном.

Танцует трудовой народ.

Мороз и солнце - день чудесный

Для фрезеровочных работ.

В огне тревог и в дни ненастья

Гори, гори, моя звезда!

Звезда пленительного счастья -

Звезда Героя соцтруда!

Решил партком единогласно

Воспламениться и гореть.

В саду горит костер рябины красной,

Но никого не может он согреть.

Не мореплаватель, не плотник,

Не академик, не герой, -

Иван Кузьмич - ответственный работник.

Он заслужил почетный геморрой.

Его пример - другим наука.

Век при дворе. И сам немного царь.

Так, черт возьми, всегда к твоим услугам

Аптека, улица, фонарь.

Он был глашатый поколений.

Куда бы он не убегал,

За ним по всюду бедный Ленин

С тяжелой кепкою шагал.

Как славно выйти в чисто поле

И крикнуть там: - Е..на мать!

Мы кузнецы. Чего же боле?

Что можем мы еще сказать?

Когда душа мокра от пота

Ей некогда ни думать, ни страдать.

Но у народа нет плохой работы,

И каждая работа - благодать.

Не позволяй душе лениться

В республике свободного труда.

Твоя душа всегда обязана трудиться,

А паразиты - никогда!

Нет времени, чтобы себя обмануть,

И нет ничего, чтобы просто уснуть,

И нет никого, кто способен нажать на курок.

Моя голова - перекресток железных дорог.

Есть целое небо, но нечем дышать.

Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.

Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.

Моя голова - перекресток железных дорог.

Нарушены правила в нашей игре,

И я повис на телефонном шнуре. -

Смотрите, сегодня петля на плечах палача.

Скажи мне - прощай, помолись и скорее кончай.

Минута считалась за несколько лет,

Но ты мне купила обратный билет.

И вот уже ты мне приносишь заваренный чай.

С него начинается мертвый сезон.

Шесть твоих цифр помнит мой телефон,

Хотя он давно помешался на длинных гудках.

Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках.

Фильтр сигареты испачкан в крови.

Я еду по минному полю любви.

Хочу каждый день умирать у тебя на руках.

Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.

Любовь - это слово похоже на ложь.

Пришитая к коже дешевая брошь.

Прицепленный к жестким вагонам вагон-ресторан.

И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран.

Любовь - режиссер с удивленным лицом,

Снимающий фильмы с печальным концом,

А нам все равно так хотелось смотреть на экран.

Любовь - это мой заколдованный дом,

И двое, что все еще спят там вдвоем.

На улице Сакко-Ванцетти мой дом 22.

Они еще спят, но они еще помнят слова.

Их ловит безумный ночной телеграф.

Любовь - это то, в чем я прав и неправ,

И только любовь дает мне на это права.

Любовь - как куранты отставших часов,

И стойкая боязнь чужих адресов.

Любовь - это солнце, которое видит закат.

Любовь - это я, это твой неизвестный солдат.

Любовь - это снег и глухая стена.

Любовь - это несколько капель вина.

Любовь - это поезд "Свердловск-Ленинград" и назад.

Любовь - это поезд сюда и назад.

Нет времени, чтобы себя обмануть.

И нет ничего, чтобы просто уснуть.

И нет никого, кто способен нажать на курок.

Моя голова - перекресток железных дорог.

Как ходил Ванюша бережком вдоль синей речки

Как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке

душа гуляла

душа летела

душа гуляла

в рубашке белой

да в чистом поле

все прямо прямо,

и колокольчик

был выше храма

да в чистом поле

да с песней звонкой.

Но капля крови на нитке тонкой уже сияла,

уже блестела, спасая душу, врезалась в тело.

Гулял Ванюша вдоль синей речки

и над обрывом

раскинул руки

то ли для объятия

то ли для распятия

Как несло Ванюху солнце на серебряных подковах

И от каждого копыта по дороге разбегалось

двадцать пять рублей целковых.

Душа гуляет! Душа гуляет!

Да что есть духу пока не ляжешь,

Гуляй Ванюха! Идешь ты, пляшешь!

Гуляй, собака, живой покуда!

Из песни - в драку! От драки - к чуду!

Кто жив тот знает - такое дело!

Душа гуляет и носит тело.

Водись с любовью! Любовь, Ванюха,

Не переводят единым духом.

Возьмет за горло - и пой, как сможешь,

Как сам на душу свою положишь.

Она приносит огня и хлеба,

Когда ты рубишь дорогу к небу.

Оно в охотку. Гори, работа!

Да будет водка горька от пота!

Шальное сердце руби в окрошку!

Рассыпь, гармошка!

Скользи, дорожка!

Рассыпь, гармошка!

Да к плясу ноги! А кровь играет!

Душа дороги не разбирает.

Через сугробы, через ухабы...

Молитесь, девки. Ложитесь, бабы.

Ложись, кобылы! Умри старуха!

В Ванюхе силы! Гуляй, Ванюха!

Танцуй от печки! Ходи в присядку!

Рвани уздечки! И душу - в пятку.

Кто жив, тот знает. Такое дело.

Душа гуляет. Заносит тело.

Ты, Ванюша, пей да слушай -

Однова теперь живем.

Непрописанную душу

Одним махом оторвем.

Хошь в ад, хошь - в рай!

Куда хочешь - выбирай.

Да нету рая, нету ада.

Никуда теперь не надо.

Вот так штука! Вот так номер!

Дата, подпись и печать.

И живи пока не помер.

По закону отвечать.

Мы с душою нынче врозь.

Пережиток, вопчем.

Оторви ее ла брось -

Ножками потопчем.

Нету мотива без коллектива.

А какой коллектив -

Такой выходит и мотив.

Ох, держи, а то помру

В остроте момента!

В церкву едут по утру

Все интеллигенты.

Были - к дьякону, к попу ли,

Интересовалися.

Сине небо вниз тянули.

Тьфу ты! Надорвалися...

Душу брось да растопчи.

Мы слюною плюнем.

А заместо той свечи

Кочергу засунем.

А Ванюше припасла

Снега на закуску я.

Сорок градусов тепла

Греют душу русскую.

Не сестра да не жена

Да вепная отдушина

Не сестра да не жена

Да верная отдушина.

Как весь вечер дожидалося Ивана у трактира красно солнце

Колотило снег копытом и летели во все стороны червонцы

Душа в загуле.

Да вся узлами.

Да вы ж задули

Святое пламя!

Какая темень.

Тут где-то вроде душа гуляет?

Да кровью бродит. Умом петляет.

Чего-то душно. Чего-то тошно.

Чего-то скушно. И всем тревожно.

Оно тревожно и страшно, братцы!

Да невозможно приподыматься.

Да, может, Ванька чего сваляет?

А ну-ка, Ванька! Душа гуляет!

Рвани, Ванюша! Чего не в духе?

Какие лужи? Причем тут мухи?

Не лезьте в душу! Катитесь к черту!

Гляди-ка, гордый! А кто по счету?

С вас аккуратом... - Ох, темнотища!

С вас аккуратом выходит тыща!

А он рукою за телогрейку...

А за душою - да ни копейки!

Вот то-то вони из грязной плоти:

- Он в водке тонет, а сам не плотит!

И навалились, и рвут рубаху,

И рвут рубаху, и бьют с размаху.

И воют глухо. Литые плечи.

Держись, Ванюха, они калечат!

- Разбили рожу мою хмельную?

Убейте душу мою больную!

Вот вы сопели, вертели клювом?

Да вы не спели. А я спою вам!

...А как ходил Ванюша бережком

...вдоль синей речки!

...А как водил Ванюша солнышко

...на золотой уздечке!

Да захлебнулся. Пошла отрава.

Подняли тело. Снесли в канаву.

С утра - обида. И кашель с кровью.

И панихида у изголовья.

И мне на ухо шепнули:

- Слышал?

Гулял Ванюха...

Ходил Ванюха, да весь и вышел.

Без шапки к двери.

- Да что ты, Ванька?

Да я не верю!

Эх, Ванька - встань-ка!

И тихо встанет печаль немая

Не видя звезды горят, костры ли.

И отряхнется, не понимая,

Не понимая, зачем зарыли.

Пройдет вдоль речки

Да темным лесом

Да темным лесом,

Поковыляет,

Из лесу выйдет

И там увидит,

Как в чистом поле душа гуляет,

Как в лунном поле душа гуляет,

Как в снежном поле душа гуляет...

Этот город скользит и меняет названья.

Этот адрес давно кто-то тщательно стер.

Этой улицы нет, а на ней нету зданья,

Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

Он отлит в ледяную, нейтральную форму.

Он тугая пружина. Он нем и суров.

Генеральный хозяин тотального шторма

Гонит пыль по фарватеру красных ковров.

Он печатает шаг, как чеканят монеты.

Он обходит дозором свой архипелаг.

Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах

Вызывает волнение мертвых бумаг.

Алый факел - мелодию белой темницы -

Он несет сквозь скупую гармонию стен.

Он выкачивает звуки резиновым шприцем

Из колючей проволоки наших вен.

В каждом гимне - свой долг, в каждом марше - порядок.

Механический волк на арене лучей.

Безупречный танцор магаданских площадок.

Часовой диск-жокей бухенвальдских печей.

Лакированный спрут, он приветлив и смазан,

И сегодняшний бал он устроил для вас.

Пожилой патефон, подчиняясь приказу,

Забирает иглой ностальгический вальс.

Бал на все времена! Ах, как сентиментально...

И паук - ржавый крест - спит в золе наших звезд.

И мелодия вальса так документальна,

Как обычный арест, как банальный донос.

Как бесплатные танцы на каждом допросе,

Как татарин на вышке, рванувший затвор.

Абсолютный Вахтер - ни Адольф, ни Иосиф,

Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер.

Полосатые ритмы синкопой на пропуске.

Блюзы газовых камер и свинги облав.

Тихий плач толстой куклы, разбитой при обыске,

Бесконечная пауза выжженных глав.

Как жестоки романсы патрульных уставов

И канцонов концлагерных нар звукоряд.

Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов

И решетки чугунной струною звенят.

Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо

И все тот же калибр тех же нот на листах.

Эта линия жизни - цепь скорбных этапов

На незримых и призрачных жутких фронтах.

Абсолютный Вахтер - лишь стерильная схема.

Боевой механизм, постовое звено.

Хаос солнечных дней ночь приводит в систему

Под названьем... да, впрочем, не все ли равно.

Ведь этот город скользит и меняет названья,

Этот адрес давно кто-то тщательно стер.

Этой улицы нет, а на ней нету зданья,

Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

1. Хорошо, коли так, Коли все неспроста.
Коли ветру все дуть, а деревьям - качаться.
Коли весело жить, если жить не до ста.
А потом уходить - кто куда - а потом все равно возвращаться.

Возврашаются все. И друзья и враги
Через самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все. И идут на круги.
И опять же не верят судьбе. Кто больше, кто меньше. Хорошо, коли так. Значит, ищут судьбу.
А находят себя, если все же находят.
Если дырку во лбу вы видали в гробу
Приказав долго жить, вечным сном,
дуба дав или как там еще в обиходе?

Только вечный огонь все равно прогорит.
Пусть хорош этот сон. Только тоже не вечен.
На Молочном пути вход с востока открыт
И опять молоко по груди, по губам...
и нельзя изменить место встречи.

2. Если баба трезва, если баба скушна,
Да может, ей нелегко, тяжело до не весело с нами?
А налей-ка вина
А достань-ка до дна
Ох, отсыплет зерна и отдаст тебе все,
Чем поднять в печке пламя.
И опять каравай собираешь по крохам.
И по каплям опять в кипяток свою кровь.
Жизнь... Она не простит только тем,
кто думал о ней слишком плохо.

Баба мстит лишь за то, что не взял, что не принял любовь.
Так слови свое Слово, чтобы разом начать все дела. Как положено, все еще раз положить на лопатки.
Чтобы девочка - Время из сказок косу заплела.
Чтобы Время - мальчишка пугал и стрелял из рогатки.
Чтоб они не прощали, когда ты игру не поймешь.
Когда мячик не ловишь и даже не плачешь в подушку.
Погремушка гремит, да внутри вся пуста.

Скушно слушатъ сто раз, Надоест даже сказка. Так не ждал бы, пока досчитают до ста.
Лучше семь раз услышать - один раз сказать Или спеть,
Да не сдвоить, а строить, сварить, доказать.
Но для этого в сказке ты должен учуять подсказку.
Чтобы туже вязать, нужно чувствовать близость развязки.

3. Колея по воде... Но в страну всех чудес
Не проехать по ней, да еше налегке, да с пустым разговором.
Так не спрашивай в укор:
- Ты зачем в воду лез?
Я, конечно, спою. Я конечно, спою.
Но хотелось бы хором.
Хорошо, если хор в верхней ноте подтянет,
подтянется вместе с тобою.
Кто во что, но душевно и в корень,
и корни поладят с душой.
Разве что-то не так?
Вроде все как всегда, то же небо опять голубое.
Видно, чго-то не так,
Если стало вдруг так хорошо.

Только что тут гадать? Высоко до небес.
Да рукою подать до земли, чтоб месить тили-тесто.
Если ты ставишь крест на стране всех чудес,
Значит, ты для креста выбрал самое верное место.

А наши мертвые нас не оставит в беде.
Наш павшие, как на часах часовые.
Но отражается небо во мне и в тебе
И во имя имен пусть живых не оставят живые.

В общем, места в землянке хватает на всех.
А что просим? Да мира и милости к нашему дому!
И несется сквозь тучи забористый смех:
- Быть - не быть?
В чем вопрос, если быть не могло по-другому!